«Если ты хочешь сделать роскошный русский костюм, нужно ехать в Индию». Виктория Севрюкова — о любви со второго взгляда и на всю жизнь
Виктория Севрюкова — самый востребованный и известный сейчас театральный художник России, для которого открываются двери ткацких мастерских с 500-летней историей в Индии. Накануне нашей ноябрьской поездки мы поговорили о том, как мастерство индийцев чуть не обернулось королевским скандалом, почему там легко читают вышивку фартука из Воронежской губернии и зачем в путешествии нужно оставлять пространство для приключений.
— Как у всякого русского человека с длительным советским прошлым, Индия занимает особое место в моем мироощущении, она была настоящим украшением моей жизни: вся эта магия индийского кино, которое в детстве меня просто завораживало, маленькая книжка «Индийские йоги: кто они?», которую я купила на развале, индийские платья, колокольчики, магазин «Ганга»… это самые счастливые моменты моей девичьей жизни.
— Ожидания от страны совпали с реальностью?
— Я всегда немножко задерживала поездку в Индию, делала все, чтобы она не наступила. Потому что в моей жизни Индии было выше крыши. Мне было достаточно. Она была очень эмоционально заряжена для меня. И когда в начале 2000-х поездка случилась, она была такой, как у многих тогда: штат Керала, аюрведа, детокс, очищение и прочие ощущения.
Я приехала туда, и ровно через неделю у меня был нервный срыв. Это было прекрасно, это было красиво, но у меня было полное ощущение, что меня обманули. Потому что все эти просветленные люди с точками, которые ходили в банных халатах, эти покорные индусы… Это имитация, игра в Индию, когда перед тобой выстраивают ее колониальное подобие. Индия просто рухнула у меня в голове в тот момент, ее не стало как мечты. Я уезжала с уверенностью, что больше никогда в жизни сюда не приеду. И я очень долго прожила в полном отторжении Индии.
— До каких пор длился период отторжения?
— До тех пор, пока у меня не возник спектакль «Сказка о царе Салтане». Я даже не могу понять, как ситуация выстроилась таким образом, что было принято решение за тканями для «Царя Салтана» ехать в Индию. У нас в спектакле — город-леденец, похожий на Санкт-Петербург, блистательный, сияющий, изумрудный, какой-то хрустальный, какой-то невероятный. Почему мы решили, что в этом городе будут люди, одетые в индийские ткани? Я не знаю. Просто само так стало складываться, что не поехать уже было невозможно.
— Как Индия встретила вас во второй раз?
— Накануне я заболела воспалением легких, и было непонятно, как ехать в 42 градуса жары со своей температурой. Но других вариантов не было. И так я больная приехала в Индию покупать ткани. И это уже была настоящая Индия — без имитации. Через два дня уже я была здорова. И вдруг Индия начала дарить себя.
Это было как в «Алисе в Стране чудес», когда ты открываешь дверь и понимаешь, что тебе нужно либо вырасти, либо уменьшиться, потому что там какой-то невероятный мир, в который тебе очень хочется попасть.
И когда эта дорога сложилась, на меня вдруг обрушилась Индия в такой невероятной красоте и подлинности, что для меня сейчас другой Индии и не существует. Нужно постигать эту страну, она стоит того, чтобы ее открывать. Потому что она, во-первых, одаривает тебя. Это тоже такая сказочная история: если ты будешь хорошей Настенькой, тебе не просто цветочек, тебе откроются все дворцы… все будет, потому что Индия любит, когда ты идешь ей навстречу и открываешься.
— Что оказалось самым поразительным?
— Я до сих пор не понимаю, как сохраняется такой уровень прикладного искусства. Я не понимаю, как в этих условиях, с этой оплатой, с этой стоимостью жизни, с этой невероятной нищетой — как сохраняется такое стремление к красоте. И ведь они не просто стремятся к красоте, они ее делают! Ты приезжаешь через полгода, а они поменяли все рисунки, все орнаменты. Все, что выкроено, напечатано, вышито — все другое. Приходишь в магазин, говоришь: «А помните, в прошлом году?..», а тебе говорят: «Да что вы! Забудьте!»
Каким-то образом сложилось, что именно индийские, мексиканские, перуанские мастера сохранили это стремление к напряженному изготовлению красоты. Будто они шелкопряды, которые обязаны ткать эту нить. Вопреки отсутствию богатства, отсутствию благополучия в европейском понимании живет невероятное желание выстроить вокруг цветную яркую вселенную, вышить, соткать ее — и жить в ней.
— Очень деятельное служение красоте, верно?
— Да, именно служение. В тот момент у меня в голове возникли параллели с русским искусством, потому что традиционная русская одежда — это такое же строительство красоты. И единственные люди, которые умеют читать русские вышивки, это индусы и перуанцы. Я с собой привезла книжку — просто читала в дороге. В ней было изображение вышитого фартука Воронежской губернии. Показываю, прошу:
— Скажите мне, что это?
— Вам прямо все читать?
— Ну все читайте.
— Пишет женщина лет сорока, два сына, младший погиб, старший болен.
— Это вы что читаете?
— Ну на вышивке написано.
И вот это родство двух народов меня абсолютно потрясло. Более того, это родство не просто двух народов, это родство индусов и староверов. Приверженцы старого православия, несчастные, гонимые люди создавали яркий мир. Это в нашем представлении их одежда — серые сарафаны и черные косыночки. Там такое буйство цвета!
Индусы смотрели на наряды русских староверов и говорили: «Вот это прямо Пенджаб чистой воды». А это не Пенджаб, это Воронеж.
— С тех пор вы стали ездить за тканями для своих спектаклей в Индию?
— Индия бросает роскошь к ногам любого художника, который приезжает за ней. И если ты хочешь сделать роскошный русский костюм, то надо ехать в Индию. И если здесь поймут, что ты свой, ты попадаешь в закрытые мастерские и найдешь любые роскошества, которые тебе нужны. А если не найдешь, люди сядут и соткут это, и ровно через два месяца ты получишь то, что хочешь.
— Чем еще для вас стали эти поездки, кроме поиска сокровищ?
— Как объяснить, что такое Индия? Это больше, чем путешествие, больше, чем какое-то эмоциональное погружение, больше, чем история, больше, чем визуальные впечатления. Для меня важно, чтобы в поезде было поменьше глянца, потому что глянцевая Индия — это не Индия. Настоящее путешествие сюда — это путешествие через фильтр высокого народного творчества. Потому что все остальное не так важно. Важно то, чему люди не изменяли тысячу лет.
Знаете, я давно поняла, что спринтеры бегут очень красиво. Через 5 минут они разрывают финишную ленту, получают золотую медаль. Но люблю я марафонцев — с их уродливой походкой, с их языками, которые где-то на плече. Которые пройдут свои 42 километра — или столько, сколько надо пройти. И это будет победа. Так и индийское народное искусство, которое выжило вопреки всему.
Несмотря на невероятное выхолащивание со стороны Великобритании, Индия выстояла. И вдруг ты понимаешь, что на улице нет женщин, которые бы не носили сари или индийские костюмы. Я не понимаю, как можно ходить в этом километре ткани, который просто где-то подоткнут, и нет даже булавочки, чтобы его удержать. Но как это красиво и как это для них естественно.
— Кроме «Сказки о царе Салтане», какие еще ваши работы прошли через «индийский фильтр»?
— Меня с Индией очень сблизила работа над спектаклем «Аудиенция» с Чуриковой, где она играла Елизавету II. Это франшиза, третий спектакль, и ставился он с разрешения самой королевы. Первые два — это лондонский, где играла Хелен Миррен, и бродвейский, с Кристин Скотт Томас в главной роли.
Режиссер, Глеб Анатольевич Панфилов, сказал: «Надо работать с погружением». Я говорю: «Что вы предлагаете?», он отвечает: «Мы едем в Лондон». Поехали в Лондон, нас пустили в гардеробную королевы, во все закрытые места. Но не разрешали фотографировать ее коронационное платье, потому что это ее личная вещь, ее собственность. И я говорю Чуриковой: «Инна Михайловна, если я не сфотографирую, мы платье не сошьем».
Мы до этого отправили в Букингемский дворец запрос: пожалуйста, пришлите нам рисунки, мы делаем спектакль. Никакие знакомства, поручительства нам не помогли, нам ответили четко: это собственность королевы, мы не будем вам предоставлять ни фотографии, ни рисунки ее коронационного платья. И вот мы пришли посмотреть на это платье, я сказала: «Инна Михайловна, идите отвлекайте полицейских, я буду снимать».
Инна Михайловна пошла и 20 минут честно пудрила мозги полицейскому, который не мог понять, кто эта сумасшедшая женщина и чего она от него хочет. Я в этот момент со всех сторон фотографировала платье, и каждые две минуты ко мне подходил какой-нибудь добропорядочный англичанин и говорил: «Вы видите, что тут написано? Нельзя снимать. Зачем вы это делаете?», а мне приходилось их посылать подальше. Потом подошел полицейский, пригрозил штрафом в 2000 евро. Я говорю: «А я ничего не делаю, мне ничего не надо».
— Платье в самом деле оказалось непростым?
— Когда мы для спектакля стали делать это платье, стало понятно, что его история тоже связана с Индией, потому что Елизавета хотела, чтобы его вышили именно там. Более того, для Индии это была огромная честь, ведь таким образом ее выделяли среди других стран Содружества. Что, конечно, вызвало у них возмущение. Особенно возникала Австралия, которая сказала, мол, почему Индия, мы тоже умеем вышивать.
Короче, был скандал, и пришлось вышивать его в Англии, чтобы никого не обидеть. И долго бились над тем, какой из знаков каждой из стран Содружества должен быть на платье. Индия настояла на лотосе, прислали для него особые золотые нити, и он получился самым крупным цветком на платье, около 20 сантиметров. И когда я узнала эту историю, я поняла, что мне нужно повнимательнее присмотреться к взаимоотношениям Индии и Великобритании.
— Что это были за взаимоотношения?
Это для меня одна из самых страшных историй об отношениях колонии со своими правителями. Индию просто уничтожали, заставляли забыть свое производство хлопка, потому что оно мешало ткацкой промышленности Англии, которая не умела делать хлопковую ткань такого качества. Англичане травили воду, и ткачи вымирали целыми деревнями. И когда ты понимаешь, что все это сохранилось, хотя людей изводили целыми семьями…
Такие ремесла в Индии — это семейный бизнес, который живет столетиями. Скажем, одна семья занимается золотошвейной вышивкой зардози уже 550 лет. Приходишь в семью, они говорят: мы вышиваем, уже почти 600 лет, образцы есть, все есть. Как не вспомнить платье Мэри Керзон, жены лорда Керзона, вице-короля Индии. Когда король Георг взошел на трон, Керзон решил устроить коронацию не только в Лондоне, но и в Индии. Правда Георг до этой коронации не доехал, но лорд со своей женой сделали все, чтобы она тем не менее состоялась.
Самым большим потрясением было появление леди Мэри, которая вышла в платье, которое, как писали все газеты, было сплошь расшито огромными изумрудами, которые переливались на солнце. И такое наглое богатство вызвало оторопь, ведь леди Керзон все же не королева, какие изумруды? На что она сказала: «Ну какие изумруды, это крылышки майских жуков». Когда я узнала об этом, спросила во время поездки в Индию, знают ли там эту историю. Мне говорят: «Да, хочешь посмотреть? Мастерская до сих пор работает, здесь, за углом». До сих пор они собирают крылышки майских жуков и вышивают ими ткани. Можно не любить эту страну? Нет.
— А какие отношения у Индии и Англии сейчас?
У них нет ненависти к англичанам, хотя ненавидеть есть за что. Они продолжают учить английский язык, богатые семьи отправляют своих детей учиться в Лондон. При том что Индия вновь стала абсолютно индийской. Они создали для себя представления, что индийская одежда самая потрясающая, что индийские женщины самые красивые, что создали свою Фабрику грез, которая работает только на Индию.
Более того, определенные картины, например, запрещено продавать на Запад. Зачем? Это для внутреннего пользования. В этом нет какой показухи, это просто их жизнь и мироощущение. Это буквально воссозданная Индия, они ею гордятся, и они растут, ни на секунду не отказываясь ни от чего своего национального, но не кичатся этим, не показывают этого демонстративно. И мне очень нравится, как эта страна легко относится к своей идентичности. В этом есть такой здоровый патриотизм.
— И при этом Индия много отдает на экспорт.
— Да, они прекрасно работают на Запад. Индия отшивает почти все кожаные вещи итальянским и французским брендам, у них потрясающая обработка кожи. Гуччи, Массимо Дутти… У них огромные заказы. Они гордятся тем, что королевская семья настаивает, чтобы все седла и вся амуниция для конных скачек была сделана в Индии.
У меня, например, сейчас шесть спектаклей, два из них — это на 100% индийские ткани, остальные четыре — на 60% Индия и Турция. Вот две страны, которые сейчас могут обеспечить тканями всех. Сейчас ко мне пришла посылка из Индии, в ней невероятной красоты ткани из конопли, есть там одно семейное ткацкое производство.
Костюмы для голливудских фильмов, начиная от «Трои» и заканчивая «Ноем», сделаны в этой мастерской. Я приезжаю к ним, а у них какие-то новые постеры.
Я говорю:
— Это тоже вы?
— Ну конечно, а кто еще это сделает?
Сидят четыре абсолютно индийских парня и говорят: «Только мы, больше никто не сделает». Все делают вручную, на станках, как положено. Это тоже многовековая династия, ей 400 лет.
— Каким должно быть настоящее путешествие в Индию?
Я понимаю, что туризм хорош, когда это роскошно. Но есть страны, которые нельзя открывать из автомобиля с кондиционером. Надо выйти, надо увидеть этих людей и надо, чтобы они тебя увидели. Это страна, которая требует рукопожатия. Требует твоего вклада в эти отношения, и тогда она тебе открывается.
Я открыла Индию, думаю, процентов на пять, а ведь остались еще 95, чтобы увидеть ее со всех сторон, познакомиться, пообщаться. Самое главное, скажем, для художника — не смотреть на гадость. Нельзя смотреть на бездарное, нельзя, просто потому, что портишь глаза. А в Индии ты глаза чистишь все время, потому что вокруг честно сделанная великолепная творческая работа.
В таких путешествиях тебя шлифуют, тебе как бы дают огранку, человеческую личность. Ты был алмаз, а становишься бриллиантом. Она тебя испытывает, но она тебя шлифует, и это прекрасно.
