«Я наконец обратился к детективу». Евгений Водолазкин — о новом романе и не только
В преддверии прогулки по Петроградской стороне с Евгением Водолазкиным мы поговорили о том, каким будет его новый роман, на какой улице появился Бармалей Чуковского и когда в Петербурге закончился Серебряный век.
21 июля для путешественников Клуба Кожухова состоится новая прогулка, посвященная литературным адресам Петроградки. И тема этой прогулки связана с вашим новым романом. Расскажите, пожалуйста, подробности.
Я несколько ограничен в описании подробностей романа, потому что я его только недавно начал писать. Это роман, который вырастает из жанрового романа. Я люблю эти трюки. У меня, допустим, «Лавр» — неисторический роман, и я мог бы сказать, что «Авиатор» — это нефантастический роман, хотя формально он написан как жанровая вещь, фантастика о попаданцах.
Вот я беру тривиальный сюжет — допустим, сюжет научной фантастики, и пытаюсь в него вставить какое-то нетривиальное содержание. И вот на этом шпагате между тривиальностью жанра и несколько другим наполнением, мне кажется, произрастают мои тексты в большинстве случаев.
Какой жанр вы выбрали на этот раз?
Я наконец обратился к детективу. Я давно к этому шел, я люблю детективы. Детективы — это вообще очень хороший жанр, поскольку там очевидным образом добро побеждает зло. Детективы происходят на земле, а не в фантазиях авторов. Все преступления и поиски преступника обеспечены деталями. И я понял: чтобы узнать, как выглядело то или иное время, нужно смотреть старые детективы.
В Германии мы пересмотрели длинные старые детективные сериалы. Там мудрый комиссар, который все знает с самого начала, но все же ведет следствие, чтобы показать все зрителям. Сидя спиной к двери, он говорит: «Войдите, Хадсон». Он знает, кто это, сколько у него денег в кармане, сколько он выпил с утра. В наших реалиях такой тип — партийный деятель, секретарь райкома, мудрый человек. А там это комиссар полиции.
Каким будет время действия?
Время действия — современность, но я заглядываю и в более ранние времена. Происходит убийство на Бармалеевой улице. Мне кажется, это звучит достаточно красиво и достаточно зловеще для детектива. Не улица Бармалеева, а Бармалеева улица. Это старый тип русских топонимов, где название в форме притяжательного прилагательного.
Там действует один очень интересный персонаж — Иван Иванович Бармалеев. Я не буду дальше рассказывать, чтобы не потеряли интерес, но я думаю, что всем интересно посмотреть улицу, где во время прогулки Чуковского с Добужинским появился на свет герой Корнея Ивановича — Бармалей. Я расскажу на экскурсии и про улицу, и про Бармалея, и про его историю.
Бармалеева улица — это реально существующая улица в Петербурге, верно?
Да, это Петербург, Петроградская сторона. Причем там все в порядке с названиями. Там есть Бармалеева улица, есть Плуталова улица, есть Подрезова улица. Это все фамилии домовладельцев, которые жили на этих улицах. Есть и Подковырова, но так как это название 1923 года, то уже не Подковырова улица, а улица Подковырова.
А Подковыров был делопроизводитель Петроградского трамвайного парка, который потом пошел на Гражданскую войну и стал героем. Он там действовал с какой-то невероятной энергией, был подстрелен, и после этого, видимо, пришла пора его увековечивать, его имя и деяния.
И мне кажется, что у человека, который переименовал улицу, было определенное чувство юмора. Потому что, в общем, он мог назвать так улицу в любой части города, но он назвал там, где улица Подковырова очень уместна. Бармалеев, Подрезов, Плуталов — ну и Подковыров, как же без Подковырова.
Получается, и действие вашего нового романа, и сюжет прогулки, которая состоится 21 июля, будут связаны с этими улицами?
Да. Мы встречаемся непосредственно на Бармалеевой улице. Улица, надо сказать, такая, необычная. Она узкая, темная. Вот на таких улицах обычно и заводятся Бармалеи и происходят всякие детективные истории.
Куда мы пойдем дальше от Бармалеевой улицы?
Мы пойдем, я думаю, в сторону Малой Невы. И часть мы пройдем по Большому проспекту, а часть, может быть, по параллельным улицам, они тоже вполне симпатичны. Речь будет идти о моей любимой Петроградской стороне, здесь есть что посмотреть. Она немножко отличается от прочих частей Питера, потому что Невский, центральная часть — это классицизм, а здесь — модерн, который я очень люблю.
Здесь, собственно, и разрабатывался так называемый северный модерн, который напоминает Хельсинки, поскольку работали там и тут одни и те же архитекторы.
Я вспоминаю сейчас, что Лихачев — а это был человек Серебряного века — говорил, что Серебряный век в Петербурге закончился тогда, когда исчезли последние ручки модерна с дверей, перекочевали на чьи-то дачи. Вот эти замечательные гнутые ручки и потрясающие двери уступили место жутким стальным листам, которые с лязгом захлопываются и такой… тюремный вид имеют. И вот тогда, по мнению Дмитрия Сергеевича, и окончился Серебряный век.
