Блог о путешествиях

С 2013 года мы создаем путешествия, которые невозможно повторить самостоятельно. Потому в блоге только экспертное мнение, авторские маршруты и путевые очерки, основанные на собственном опыте

| 02.08.2019

Космонавт Сергей Рязанский: “Когда мы научимся жить мирно на Земле, тогда можно и на Марс лететь”

Сергей Рязанский – российский летчик-космонавт, Герой России, первый в мире ученый – командир космического корабля. За его плечами – два полета и четыре выхода в открытый космос. Но дело даже не в этом: сам Михаил Кожухов про космонавта говорит, что это человек-светлячок, каких мало. Все так. Мы поговорили с Сергеем Рязанским о подготовке к полетам, психосоматике, новых мечтах, ответственности перед людьми и о том, что он сказал бы Юрию Гагарину при встрече.


Чего вы боитесь?

Боюсь подвести людей. Это какой-то внутренний страх, который преследует, наверное, всю жизнь. Когда человек тебе доверяет, или тебя ставят на должность, поручают тебе ответственное задание, он же в тебя верит. И вот я боюсь потерять эту веру. Страх не облажаться – самый сильный.

Какие вопросы про космос вас больше всего веселят?

Вы знаете, есть целая пачка вопросов, которые реально достали. Есть ли инопланетяне? Точно ли американцы летали на Марс? Как космонавты моются, как космонавты ходят в туалет, как космонавты принимают душ? Есть ли бухло на станции? Создается впечатление, что у людей шаблонное мышление. Все всегда спрашивают одно и то же. У меня как раз недавно вышла книга с ответами на идиотские вопросы из соцсетей, потому что все спрашивают одно и то же. Меня всегда радует, когда задают не банальный вопрос, когда люди интересуются чем-то необычным или с необычной стороны на все это смотрят, это радует.

Есть ли среди ваших коллег те, кто не хочет возвращаться обратно?

Есть. Мы все люди, в первую очередь. И кому-то пребывание полгода на станции в отрыве от привычной жизни, привычных хобби, друзей, жены, семьи – в кайф, а кому-то это вешалка. Потому что, с одной стороны, ты готовишься к полету, ты все вроде понимаешь, и все это привычное всегда рядом с тобой, и вдруг выясняется, что тебе без этого плохо. Понятно, что мы ездим в командировки на две недели, на три недели, но не на полгода. И семья привыкает, что папа всегда рядом, глава семьи все проблемы решит. Плюс все-таки это большой стресс. Поэтому да, действительно есть люди, которые прилетают и говорят: «Я? Опять туда? Нет». А есть, конечно, люди, которые прилетают и сразу мечтают вернуться обратно.



А вы?

Я, наверное, и то, и другое. Я до сих пор очень скучаю по полетам, скучаю по подготовке, по этой движухе. С другой стороны, на станции меня хватает ровно на три месяца, то есть, на полсрока. После трех месяцев я безумно хочу домой.

Но тоска уходила?

Приходится себя занимать, заставлять и говорить: «Ну, ты же к этому шел 10 лет! Ты должен забраться, это же классно». Я безумно люблю фотографировать. Я снимал безумное количество фотографий. Первый полет — 65 тысяч фотографий, второй полет — 250 тысяч. У меня были периоды, когда я там неделю не брал фотоаппарат в руки, все достало, все. Потому что если ты любишь сгущенку, но тебе ее дают на завтрак, обед и ужин в течение полугода, ты ее возненавидишь.

Опишите пространство, в котором вы эти полгода жили. Как оно выглядит, что у вас там?

Космическая станция — это такая большая консервная банка с очень тонкими стенками, всего лишь 1,5 мм, в которой ты живешь, работаешь. В спальник залез – ты дома. Из спальника вылез — ты на работе. Каждый день твой расписан с утра и до вечера. Фактически ты работаешь без выходных. Но при этом, это очень разноплановая работа – и инженерное поддержание систем станции, и научное, и программистское, и медицинское. При этом надо понимать, что там реально трехмерное пространство. То есть, у тебя один компьютер стоит нормально на полу, второй стоит над ним на потолке, тебе все равно где работать, какая-то аппаратура по стенам развешана. И вроде места мало, но, с другой стороны, места много, потому что трехмерное пространство. Если человек занял коридор и работает, тебе ничего не стоит по потолку его обойти и что-то поделать. С одной стороны, это День сурка, с другой стороны, каждый день приносит что-то новое, новые виды, новую работу. Это интересно. Если бы не тоска по привычному образу жизни, то был бы вообще кайф. Если можно было бы в космос слетать дней на десять каждый месяц, вот я бы жил.


Что происходит с организмом человека, когда он спускается на землю? Вряд ли он выходит из ракеты и идет спокойненько домой.

Когда ты вернулся на Землю, во-первых, тебе очень плохо. Потому что вестибулярная система не работала полгода, а тут ее резко включили. Мышцы не работали полгода — тут наваливается нагрузка. На тебя наседают ученые и врачи, начинают изучать влияние невесомости и космического полета на человеческое тело, то бишь, на тебя. Две недели тебя мучают всякими тестами, обследованиями, что происходит с твоим здоровьем с точки зрения науки и с точки зрения медицины. Плюс, ты на самом деле начинаешь обратно привыкать к гравитации, и это ежедневная тяжелая работа.

Сколько длится период реабилитации?

Как говорят наши специалисты, сколько ты летал, столько тебе и восстанавливаться. Понятно, что кризисный период длится примерно месяц-два. Но все равно до своей дополетной формы ты дойдешь через полгода после полета.

Когда вы начинали свой путь, вы думали о том, что начнутся межпланетные полеты или не рассчитывали на это?

Я, конечно, сторонник того, чтобы мы двигались дальше. Я считаю, что у нас есть все технологии, для того чтобы уже сейчас лететь на Луну, на Марс. И вообще задачей надо ставить Марс, задача должна привлекать, зажигать огонь в глазах людей! Единственное, что эти проекты достаточно дорогостоящие и вряд ли одна страна в силах потянуть тот же полет к Марсу. Мы должны научиться жить мирно и дружно на Земле. Вот когда мы сможем наладить взаимоотношения на Земле, тогда найдутся и средства, и внимание, и желание вкладывать деньги в такие грандиозные проекты. Все-таки полет к Марсу должен быть полетом всего человечества, а не представителя какой-то страны. Так что, ребята, давайте жить дружно.




Когда у вас настолько высокая планка, нет ощущения, что больше ничто никогда не удивит по-настоящему?

Знаете, я достаточно часто выступаю, преподаю в Сколково, читаю лекции бизнес-компаниям, и как раз рассказываю о том, что современный успешный космонавт, современный успешный человек — это человек, который умеет постоянно ставить себе новые задачи. Если ты достиг вершины горы, зазнался, расслабился, ты однозначно проиграл. Тебя тут же обгонят более молодые, более мотивированные люди, которые развиваются, учатся, ставят себе новые цели и задачи и осваивают новые компетенции, идут вперед. Это очень важно понимать. У меня внутреннее убеждение, что, во-первых, наша жизнь — потрясающе интересная штука. Есть столько всего неизведанного и нового, которое ты, может, даже не успеешь попробовать. Потому что помимо того, что она безумно интересная, она безумно короткая. И у меня огромный вишлист тех мест, которые я хочу посетить. Я мечтаю много путешествовать. Куча книг, которые я должен прочитать, куча активностей, в которых я должен поучаствовать, безумное количество проектов, в которых я уже участвую и делаю это с большим удовольствием. Остается только найти время на все это.

Куда вы хотите попутешествовать, какие у вас мечты?

В ближайших планах у меня путешествие по России: Байкал, Камчатка. Путешествие по миру: Французская Полинезия, Исландия, Замбези, Аляска. Пока в планах нет Новой Зеландии, Австралии, но очень-очень хочу. В прошлом году был на Галапагосах, и это потрясающе, это вообще шикарное место. Три дня мы провели в Амазонии. Очень хочется вернуться обратно в Амазонию и побывать там подольше, потому что за три дня ты не успеваешь понять всю эту удивительную экосистему и природу. Хочется на Южный полюс, там еще не был, только в трубу рассматривал из космоса. На самом деле интереснейших мест куча. Есть удивительные острова, на которых практически никто никогда не бывал, кроме ученых. Есть удивительные горы, на которые мало кто взойдет. Сходив на Килиманджаро, я понял, что горы — это очень тяжело, но горы — это очень прикольно, потому что там совсем не так как здесь. И несмотря на то, что я был на очень большой высоте – космической – высота горная совсем по-другому влияет и на организм, и на силу духа. Ты понимаешь, что идешь не на физиологии, а на морально-волевых качествах. И это круто. Ты понимаешь, что хотя бы они у тебя есть.

Горная болезнь тоже связана с психосоматикой или это все-таки реакция организма?

Морская болезнь – это чисто вестибулярка, чисто психосоматика. 99 % людей обладают отличной вестибуляркой и не должны укачиваться. Они укачиваются своими мозгами. А горная болезнь – это только физиология. Твой организм, привычный к определенному ритму, к определенному количеству кислорода, вдруг оказывается в условиях, когда категорически все плохо: кислорода не хватает, отошел метров 50 от тропы – у тебя появляется одышка, тебе надо перевести дыхание, потому что высота. У всех свой порог. Кого-то срубает на четырех тысячах, кого-то срубает на пяти, кого-то выше. У всех она проявляется по-разному, но однозначно всем тяжело. Конечно, это все тренируется, то есть, можно акклиматизироваться, можно потренироваться. Есть фармакология, которая тебе может помочь. С другой стороны, самое главное – это проверить свой организм и понять, как тебе легче, что надо делать, для того чтобы привести его в порядок. Для меня это было очень интересное испытание, потому что я впервые пошел на такую высоту – 5895. И вот моя граница – это пять тысяч. Вот после этого накатывает совершенно дикая головная боль, с которой сложно справиться. Плюс у меня, у космонавта, пульс в покое 120 – это нонсенс. У меня всегда он ниже 60. А там организм пытается компенсировать вот это состояние.


Можно ли к этому привыкнуть?

Привыкаешь. Именно так высокогорные походы и строятся – ты выходишь на акклиматизационные выходы, поднимаешься на высоту, какое-то время там проводишь, часика два-три, спускаешься вниз. Вот такими тренировками и так вот зигзагообразно ты поднимаешься на гору. Таким образом ты себя готовишь, тренируешь и облегчаешь адаптацию организма.

Как проверяют работу вестибулярного аппарата перед полетом в космос?

Один из тестов у космонавтов – это кресло КУКа: крутящееся кресло, кумулятивное ускорение Кориолиса. Ты должен сидеть и крутить головой по-всякому. Соответственно, возникает укачивание. А просидеть на этом кресле ты должен десять минут. Поступая в отряд, я не мог пройти этот тест с первого раза. Заваливал первый раз, заваливал второй. Когда проходил третий раз, врачи сказали: “Если ты в третий раз не пройдешь, то все, шансов нет, мы тебя закрываем”. Я пришел в свой институт к специалисту. Там работал удивительный совершенно дед – Ильич – ветеран войны, запойный алкоголик, лучший специалист Советского Союза по вестибулярной системе. И я ему сказал: “Ильич, выручай. Через две недели – мне дали срок две недели – мне надо пройти этот тест. Что мне делать?” Он говорит: “Коньячка поставишь?” Я: “Конечно, Ильич, все что угодно”. И он объяснил, что вестибулярная система 100 % психосоматична. Ты должен занять себя чем-то, занять свои мозги, чтобы не концентрироваться на неприятных чувствах, которые наваливаются. Показал примитивные упражнения, которые могут твой порог укачивания поднять. При этом память у этих упражнений достаточно маленькая, поэтому надо делать их именно перед тренировкой, за неделю перед тестом. И сказал: “Надо что-то придумать”. Поэтому когда я пришел на тест, я спросил доктора: “Вас не смутит, если я буду песни петь?” Он говорит: “Да мне пофиг”. Я говорю: “В голос песни петь”. Он говорит: “Да пой, без проблем”. Я вообще люблю играть на гитаре, и я выбрал те песни, которые имеют много куплетов, я концентрируюсь на том, чтобы не перепутать их и при этом песни малознакомые. То есть, я напрягаюсь, чтобы не забыть слова. Как только я в первый раз прошел этот тест, просидел эти десять минут, больше никогда у меня не возникало укачивание на этом тесте. Космонавты это проходят каждый год, а перед полетом ты это проходишь фактически каждый день, для того чтобы потренироваться. Меня больше никогда не укачивало. Возникает вот эта психологическая уверенность, что я могу. И это чистая психосоматика. Поэтому, если, вдруг, вас начинает укачивать, займитесь делом. Займите свой мозг, встаньте за штурвал корабля или начните готовить какую-то еду – укачивания не будет, просто надо об этом не думать.

На корабле просто надо сломать этот барьер. Когда ты понимаешь, что судно начинает качать, займись своим делом, и через несколько часов ты с легким недоумением вспомнишь: “Что, меня колбасило? Да нет, все нормально”.

При подготовке к полету есть ли какие-то тесты, которые на земле пройти сложнее, а там на самом деле все не так сложно, все легче воспринимается?

При подготовке нас катают на центрифуге, и центрифуга идет до 8G. В реальном полете 8G – это нештатная ситуация – баллистический спуск, что бывает крайне редко. У меня максимальная перегрузка была 4,75. То есть, на тренировке перегрузки, которые ты проходишь, они гораздо больше. Но нас и тренируют с запасом. Профессиональный космонавт – это человек, который гарантированно может справиться с любой нештатной ситуацией, пережить любые нештатные ситуации в течение какого-то обозначенного времени – полгода, год, на которые его сертифицируют. Поэтому на тренировке даже хорошо, что тяжелее, в реальном полете ты должен во время этих перегрузок еще вести репортаж, думать, работать, концентрировать свое внимание на каких-то мелочах. На земле на тесте просто сидишь, пыхтишь, терпишь.







Сколько по времени длится интенсивная подготовка?

Всю жизнь. На самом деле, минимум, который ты готовишься к первому полету – это шесть лет. Максимум один мой коллега ждал своего первого полета 18 лет. В среднем сейчас получается 10-12 лет ты готовишься к первому полету. И это постоянная учеба, это постоянные тренировки. То есть, это как бег на длинные дистанции.

18 лет – это, значит, точно мечта.

У меня было 10 лет ожидания, мне повезло.

Но тоже много. А много людей отсеивается во время подготовки?

Примерно половина. Но не только по собственному желанию, больше по медицине, по неуспеваемости, по каким-то обстоятельствам, всякое бывает. То есть, тебя набрали в отряд космонавтов, ты уже понимаешь, что связал свою жизнь с этой отраслью и дальше, естественно, начинаешь стараться. Я не помню, чтобы по собственному желанию кто-то сказал: “Все, меня это достало, я ухожу”. Все-таки цель та, к которой хочется стремиться. И обычно обстоятельства подводят. Где-то грипп перенес на ногах, осложнения на здоровье, человека списали. Где-то расслабился, перестал держать ту планку, которую требуют – раз не сдал экзамен, второй раз не сдал, третьего раза тебе не дадут, тебя спишут, уволят. Сейчас все-таки космонавтов готовят не столько по здоровью, сколько по уму. Поэтому нагрузка на знания, на интеллект просто огромная, колоссальная. Я когда учился в МГУ, думал, что вот это вот топ-образование. Попав в Звездный городок, я понял, что я никогда не учился – вот это образование.

Помните ли вы тот момент, когда вам сказали: "Все, ты готов, летишь"?

Происходит по-разному. Первый раз меня назначили в экипаж, и это было просто счастье. Потому что ты десять лет ждешь, и вот наконец тебя назначают, с моим другом полетим вместе. Где-то через две недели меня вызывают, говорят: “Нет, тебя выкинули из экипажа, ты не летишь”. Потом через какое-то время приходит смска: “Вроде бы тебя снова поставили”. Как говорит один мой коллега, ты точно понимаешь, что летишь, только когда сидишь в ракете, и то не факт! Вот когда оторвалась, тогда да. Все может случиться, и от тебя не зависит ничего. Заболел напарник – с полета снимают весь экипаж. Где-то вы ошиблись на экзамене – с полета снимают весь экипаж, полетят дублеры.

У меня есть коллеги, которых дублировали уже четыре раза, и они так и не полетели пока. Это наша работа. Как в одном из моих самых любимых фильмов “В бой идут одни старики” есть такой диалог: “Что самое тяжелое в нашей работе?” – “Самое тяжелое в нашей работе – это ждать”. Это факт.

Поэтому ты находишься в тонусе до самого начала полета, а на самом деле до самого окончания полета, потому что когда ракета стартует, ты понимаешь, что начинается то, к чему ты всю жизнь готовился. Ты вдыхаешь и выдыхаешь только через полгода, когда все закончилось. Ты приземлился – фух, все. И тут тебе говорят: “Полет не заканчивается с посадкой. Полет заканчивается с восстановлением”. То есть, ты еще полгода пашешь – разбор полета, реабилитация, постоянные, ежедневные тренировки и вообще вхождение в нормальную земную жизнь, от которой ты отвык.

Ходить, наверное, тяжело?

Ходить тяжело, лежать тяжело, спать тяжело, сидеть тяжело, думать тяжело. В общем, ты в космосе, тебе тяжело войти в обычную земную жизнь.




Как вы относитесь, кстати, к фильму “Интерстеллар”?

Хороший фильм. Не сказать, что сильно реалистичный, но интересный.

В детстве у многих мальчишек были какие-то любимые книги и герои, на которых очень хотелось быть похожими – вот я вырасту стану таким, мушкетером. Есть ли у вас какая-то книжка и герой, за которым вы шли с подросткового возраста?

Наверное, нет. Наверное, ты от каждого берешь по чуть-чуть. Ты понимаешь, что Гагарин круто улыбается, и это здорово. А какой-то мой одноклассник повел себя в какой-то ситуации очень достойно. И ты про себя думаешь: “Я хочу поступать так как он”. И вот так вот потихонечку, как мозаика, складываются и твой характер, и твое мировоззрение, от каких-то поступков, которые ты понимаешь, что я хочу делать также или наоборот: “Вот я никогда не буду поступать так, как он. Я это запомню. Я не хочу, чтобы людей переполняли те эмоции, которые переполняют меня сейчас”. И вот так, как мозаика, и складывается характер.

У вас есть какая-то своя личная предполетная мантра?

Вы знаете, какие-то традиции и штампы все равно в наших мозгах сидят. И ты волей-неволей, как только наступает контакт подъема, говоришь: “Поехали!”. Понеслась.

Юрий Дудь каждого своего собеседника спрашивает: “Если бы вы встретили Владимира Путина, что бы вы ему сказали?” А если бы вы встретили Юрия Гагарина, что бы вы сейчас ему сказали?

Сложный вопрос. Наверное, сказал бы ему “Спасибо”. За тот огонь, который у него получилось зажечь в сердцах людей. Он со своей харизмой и обаянием действительно зажег космосом весь мир. И ведь куда бы ты не приехал, ты говоришь про космические полеты, у всех в мозгах возникает Юрий Гагарин, с его улыбкой, с открытостью, с его неполитизированностью. Потому что при всем том, что он представлял Советский Союз и его активно использовали, все-таки он нес в себе какой-то позитивный человеческий заряд, за что ему огромное спасибо. Космос должен быть таким, космос должен быть общим и человечным.

Чтобы не пропустить интересные статьи из мира путешествий, подписывайтесь на наш канал в Telegram или на наши страницы в социальных сетях Facebook, Instagram или Вконтакте.

.