Блог о путешествиях

С 2013 года мы создаем путешествия, которые невозможно повторить самостоятельно. Потому в блоге только экспертное мнение, авторские маршруты и путевые очерки, основанные на собственном опыте

| 14.06.2019

“Вместо голубей у меня на помойке чайки”: Евгений Гришковец в 15-ти минутном интервью о море

Евгений Гришковец сидит на сцене Театрального центра на Страстном за час до показа спектакля “Как я съел собаку” и за полгода до участия в экспедиции на паруснике “Седов”. У нас не больше пятнадцати минут и мы договариваемся, опустив формальности, говорить только о море.




В какой-то момент вы прекратили играть “Как я съел собаку” – дебютный спектакль о моряке. Но вот сейчас мы сидим на сцене, где уже расставлены декорации к этому спектаклю. Почему вы вернули его?

Спектакль «Как я съел собаку» вывел меня на профессиональную сцену, изменил мою жизнь и дал мне возможность жить театром, литературой и искусством в целом. Этот спектакль спас меня от предательства, иначе я бы бросил искусство, потому что жить в нищете уже было невозможно. И я его так долго играл... Я так долго играл, что устал от него. К тому же очень много людей хотели только этого спектакля, и другие, которые я делал, не принимали. И я решил его не играть. Я не играл его лет 7, наверное. Да, 7 лет я его не играл, потом понял, что я так страшно скучаю, ужасно скучаю. Я решил его играть снова, но понял, что как прежде я его играть не могу, я его полностью переделал. Но в то же время это все равно та же самая история, та самая история взросления и службы на флоте. Ведь меня призвали служить на флот из Кемерово, из сибирского города, который находится буквально в середине Евразийского континента. И к моменту службы я, в общем-то, моря толком и не видел. Я даже больших озер не видел. Я не видел воды, которая была бы без другого берега. И отслужив на флоте... Мне очень не хотелось служить, тем более так долго — три года. Мне казалось, что ни море, ни океан я не люблю, и все это не мое. А потом я понял, что жить без него не могу, без моря, и уехал в город Калининград и живу у моря, где хоть я из дома моря и не вижу, но вместо голубей у меня на помойке чайки (смеется). Вот. Так я не смог жить без этого спектакля «Как я съел собаку», без вот этого матросика, который является персонажем этого спектакля.


Помните свою первую встречу лицом к лицу с большой водой?

У меня было полгода учебки на острове Русский. Мы очень были уставшие, мы изучали это морское дело. И перед тем как выйти в море на корабле я целую зиму драил этот корабль, ремонтировал его материальную часть, врастал в этот корабль, как часть механизма этого корабля, живя в кубрике на 32 матроса. Так что никакой романтики в этот момент я не почувствовал, не увидел. Я пытался что-то почувствовать — да нет, я был такой уставший, мне была настолько в этот момент по барабану вот эта вся стихия моря. А потом я, конечно, почувствовал море и стихию в виде морской болезни, да. Ну и первое «оморячивание» — это же надо выпить плафон морской забортной воды, я его выпил честь по чести. Причем мне пришлось выпить его дважды, потому что первый раз я не допил, через некоторое время. Это, конечно, было все очень неприятно. Да и в погоду мы выходили не очень хорошую, и выходил я в большое море, в Татарский пролив из бухты Постовая, там тоже не залюбуешься — широты штормовые, тяжелые. Корабль, 61-й проект, на котором я служил, он для этих широт не предназначен, он не очень мореходный. То есть, он довольно хорошо вооруженный корабль, но живым людям на нем не очень здорово, допустим, в 7-балльный шторм. Так что такой вот романтики... А потом были моменты, конечно, большой радости, когда была хорошая погода и не сильно штормило. Когда корабль, допустим, идет... большой корабль идет 25 узлов и делает такой затяжной красивый поворот — это такое ощущение, конечно, невероятное, завораживающее, ни на каком автомобиле, ни на каком самолете такого не почувствовать никогда.

Удалось тогда познать разницу между береговой и морской жизнью?

У нас была база рядом напротив Сахалина, так называемая Сахалинская флотилия. Мы выходили, и почти сразу мы начинали ловить японское радио, или радио для американского тихоокеанского флота. И мы слушали-слушали этот рок-н-ролл, всю музыку самую модную, японскую музыку, какие-то непонятные голоса. Конечно, это было круто, а потом уже очень хотелось домой. Вот мы сидели, свободные от вахты, ловили свою волну. Как только начинал пробиваться «Маяк», казалось бы, такой скучный, неинтересный, мы радовались. Значит, скоро домой. Потому самое важное было даже не выход в море, а возвращение домой.

Какая у вас была мотивация принять участие в экспедиции «Русская Арктика»?

Как там, «лучше гор есть только горы, на которых еще...». Так для меня... Ну как, пойти до архипелага Земля Франца-Иосифа через архипелаг Новая земля — да вы что, это... Причем корабль интересный очень, финской постройки, 74 метра всего, водоизмещение меньше 3-х тонн, около 3-х тонн. Но он такой мореходный. Мы сутки провели в 9-балльном шторме. И я кайфанул просто. Там были полярники, там были орнитологи, всякие ученые, они, конечно, все пластом лежали. А я почувствовал, что вот этот навык-то у меня есть, потому что на завтрак вышли только старпом, начальник экспедиции, пара механиков и я. Из всех, кто был как бы пассажиром на корабле, имеется в виду ученые, полярники, они никто не встал, даже не попытался. Ну класс, вообще. Вот это прямо было большое впечатление.

Эту экспедицию можно считать тоской по морю?

Нет, такой тоски не было, то есть, я не ходил, не тосковал. Мне просто предложили и я согласился тут же. Но я себе выбил дело. Без дела я не пошел бы в море. Я же знаю, что без дела в море гибель. Бездельнику, туристу, тем более в таких штормовых широтах — это все, это смерть. Я вел дневник экспедиции и еще рассказывал читателям о разных научных полярных специальностях — чем занимаются гляциологи, чем занимаются орнитологи полярные, что там делают те люди, которые изучают погоду и ведут метео-дневники, что такое вообще метеостанция полярная, как это устроено, что делают белые медведи, что они хотят, и что лучше с ними не общаться. Ну, и так далее. Это было очень интересно. Это был ежедневный дневник. Даже в самые штормовые дни я выдавал довольно объемный текст и мы его передавали через спутник, то есть, одна страница уходила минут 40. Но люди прямо ждали вестей, я чувствовал себя таким полярным исследователем. А если бы этого не было, я бы там сдох бы в каюте.

Вам недавно позвонили, сказали про «Седова». Вы услышали: «Седов», а что представили?

Каверин «Два капитана». Самая супер-романтика, ну что, под парусами выйти в море. Конечно, это мечта для любого человека, который выходил в море и приходил обратно, который видел парусники. Но я никогда под парусом не ходил, тем более на таком легендарном корабле. Это мечта. Чудесно. И там неважно, в жарких широтах он, подходит он к каким-то пальмовым берегам, или у него все снасти покрылись льдом и сосульки с них свисают. Все равно это красота. Неважно, в бороде у тебя соль или лед, на таком корабле куда угодно. Да нет, что там, просто я хочу хоть раз услышать, как идет корабль под парусами без звука двигателей. Совсем другое ощущение. И я знаю, что когда корабль движется... Я догадываюсь, когда он движется ветром, там даже сама скорость, само его движение совершенно другое, там вода по-другому шелестит о борт.

Вы уже придумали себе дело на эту экспедицию?

Ну, знаете, в случае чего пойду помощником кока (смеется).

А если не пустят?

Меня на корабле пустят везде, что вы. Я всегда договорюсь. Просто представьте себе, в каких условиях я служил. Это же старый корабль, 61-й проект. На нем флаг был поднят в 1964 году. И в таком кубрике пожить и есть то, чем нас там кормили... Кстати, кок когда выдавал обед или ужин команде и исчезал, это значило, что есть это невозможно. И он так прятался, что вся команда, 200 человек его искали и найти не могли. Как он, где прятался — это было неизвестно. Потому что если бы его нашли, ему пришлось бы съесть половину того, что он приготовил для всего экипажа, и он прятался.

С момента службы прошло много лет. Кем и как вы теперь ощущаете себя, выходя в море?

В море я всегда ощущаю себя только матросом. Я не могу быть, сколько бы мне не было лет, я никогда не буду ощущать себя человеком, который может руководить кем-то или прокладывать путь кораблю. Нет, я матрос, я очень скромный человек на борту. И у меня своих желаний быть не должно, должно быть все подчинено задаче корабля — куда он идет, зачем. Почему — уже даже не так существенно.

Интересно поговорить с вами по возвращении из экспедиции на “Седове”.

Договорились! (улыбается)

.