«Кембриджская пятерка»: история о том, как английские аристократы оказались лучшими советскими разведчиками
«Кембриджскую пятерку» называют самыми эффективными разведчиками в истории XX века. Вопросами, почему молодые англичане, принадлежавшие к высшим кругам британского общества, с такой убежденностью и самоотдачей работали на советскую разведку, до сих пор задаются все, кто впервые слышит об этой истории, а когда узнают детали, то недоумевают, почему люди, которые должны быть в учебниках, остались незаметными. Юрий Кобаладзе, разведчик, профессор, радиоведущий и по совместительству душа компании, знает об этих парнях не понаслышке, ведь он был лично знаком с одним из них. О невероятной истории, не имеющей срока давности, британской элите на службе Советского Союза, крепкой мужской дружбе и горькой иронии судьбы, рассказывает Юрий Кобаладзе. Узнать полную версию истории можно на предстоящей с ним встрече.
Вместо предисловия, или почему молодежь верила в СССР
Для того, чтобы понять, как Кембриджская пятерка стала возможной, стоит начать с событий, которые ей предшествовали. Только представьте силу влияния, которую оказала Великая Октябрьская социалистическая революция на весь мир. Это был такой модернистский, как сейчас бы сказали, инновационный проект, удовлетворяющий чаяниям миллионов людей, которые думали, наконец, победила нормальная, демократическая... Перспективы действительно были демократические. Казалось, теперь страна пойдет по новому пути, не будет разницы между богатыми и бедными, не будет больше угнетенных. Это сейчас мы уже знаем, что все оказалось профанацией и привело к большим страданиям, но тогда все эти обещанные социалистические блага вызвали колоссальный интерес у молодежи по всему миру. Интерес к Октябрьской революции, к Ленину, к марксизму... В том числе и у английских студентов.
В Англии сложилась уникальная ситуация — Маркс там жил, Ленин жил — это вообще очень демократическая страна, отсюда и интерес. Вдобавок большевики провели просто фантастическую пиар-кампанию, привлекая просто уникальных людей вроде Вилли Мюнценберга. Им поручали создавать комитеты спасения, коминтерны, профсоюзы, а еще издавать по всему миру газеты, журналы, вести такую просоциалистическую, прокоммунистическую, просоветскую пропаганду. И люди не просто добровольно шли на сотрудничество, а действительно разделяли эти идеи, считали их правильными, благородными.
Кстати, в Кембридже, откуда и пошла эта пятерка, преподавал некий Майкл Доббс. Он был отчаянным коммунистом, и совсем не скрывал этого. Он не просто преподавал студентам марксизм, но и наставлял их на этот путь. Того же Филби он постоянно толкал: «Ты должен вступить в компартию, ты должен работать на идеи рабочего класса, ты должен помогать трудящимся». Когда королю Георгу V доложили, что Доббс, известный марксист и коммунист, преподает в Англии, он воскликнул: «У нас? Как же так? Чему он может научить молодежь?».
Был еще один фактор — фашизм. Когда фашисты победили, люди увидели реальную угрозу. Тот же Черчилль, который ненавидел коммунизм, узнав, что Гитлер напал на Советский Союз, сказал: «Если бы Гитлер напал на ад, я бы поддерживал дьявола». Даже в элите английского общества уловили, что это смертельная опасность, не говоря уже про всяких левацких студентов, видевших в Советском Союзе единственную надежду на спасение.
Часть первая, в которой мы узнаем, как собирали «Кембриджскую пятерку»
Собрать нужных людей было сложно и одновременно просто. Они все понимали, добровольно соглашались и не брали никаких денег. Просто были идейными, убежденными сторонниками Советского Союза, антифашистами, которые считали своим долгом помогать в борьбе с фашизмом, в борьбе за социальную справедливость.
В Кембридже, где они учились, был Доббс, который создавал вокруг себя кружки. Он мог спросить студента: «Кто еще, как ты считаешь?» — так появлялся еще один участник. У того же Вилли Мюнценберга была идея, почерпнутая из Достоевского, что надо создавать ячейки из пятерок. Вот откуда эта «Кембриджская пятерка» выросла. Блант, Берджесс, Маклин и Филби были близкими друзьями. Блант держался немного в стороне, но очень дружил с Филби. Кернкросс, конечно, был не из их круга, все-таки из простой семьи, а не голубых кровей, но тоже был со всеми связан. Берджесс еще дружил и с сыном того самого Ротшильда, и когда тот порекомендовал его своему отцу в качестве консультанта, он получил колоссальный доступ к информации еще и по линии финансов.
Часть вторая, из которой мы узнаем, кто входил в «Кембриджскую пятерку»
В «Кембриджской пятерке» оказались уникальные люди. Ким Филби занимал высокие посты в службе безопасности и внешней разведки. Доналд Маклин работал в министерстве иностранных дел. Энтони Блант был советником короля Георга VI и работал в контрразведке. Там же состоял Гай Бёрджесс. Джона Кернкросса из министерства иностранных дел в свое время завербовал Джеймс Клагмен, один из самых влиятельных марксистов Кембриджа — он убедил его бороться против фашизма, помогая Коминтерну. Вдобавок, они происходили из аристократических семей: Блант приходился дальним родственником, седьмой водой на киселе, самой королеве, а Филби был из очень благородной дворянской семьи. И, конечно, у них было блестящее образование, все-таки Кембридж. Только Кернкросс был из рабочей среды, но и он был не прост, работал с Тьюрингом.
Было много других, но эту пятерку не случайно называют бриллиантами в короне Британской империи. Никто не мог даже представить, что люди, работающие в разведке, контрразведке, крупнейшем исследовательском центре и даже министерстве иностранных дел, могут быть советскими агентами. Когда Филби попал под подозрение, то все его друзья говорили: «Да не может быть! Наш Ким, которого мы знаем с детских лет, разведчик?». Его оправдали, хотя были прямые улики, что он связан с Берджессом и Маклином, которые на тот момент уже удрали в Советский Союз. Его не арестовали, но ему пришлось уйти из разведки и уехать корреспондентом в Бейрут.
Еще несколько невероятных историй о «Кембриджской пятерке»
Происходящее с ними было просто фантастическим, особенно по тем меркам. Как Филби попал в Испанию — отдельная история. Ему сказали: «Ты должен делать все, чтобы скрыть свое прошлое», а ведь он был членом Компартии, помогал немецким коммунистам, вывез из Австрии еврейку, на которой женился, понимая, что что иначе она попадет в концлагерь... Да на нем клейма просто было негде ставить! Но он сыграл так, что смог переубедить все свое окружение, что он не только отрекся от коммунистических идеалов, но и разделяет теперь фашистские идеи. Человек, который абсолютно был предан идеям коммунизма, идее служения Советскому Союзу, вдруг вступил в фашистские клубы и отправился в Испанию во время войны в качестве корреспондента газеты Observer на стороне Франко. Парадокс, но ему это сошло с рук. Еще более парадоксальной вышла история, когда он ехал в машине со своими друзьями, а советский снаряд попал в машину и убил всех, кроме него. Франко потом наградил его орденом за героизм.
Или вот была еще одна история. Блант узнал, что один из ведущих разведчиков женился на американке и признался ей, что работает на Советский Союз, на что та ответила: «Ты должен доложить об этом в соответствующие органы, потому что нельзя с этим жить, ты же не предатель». Блант приехал к нему и спросил: «Горн, ты действительно решил сдаться?» Он говорит: «Да, я больше не могу. Я не могу больше предавать мою родину». Блант говорит: «Ради чего ты это делаешь?» — «Ну, потому что там высокие идеалы родины». — «Но ты понимаешь, что если ты это сделаешь, то ты подвергнешь опасности всех нас, поскольку будут проверять твоих друзей, а вы тоже не шпионы ли». Горн отвечает: «Да, я это понимаю. Но я тебе даю слово, что никого из вас не назову», хотя он знал многих. И Блант выдает ему гениальную фразу: «Ты хочешь мне сказать, что ради этой химеры, родины, ты готов предать друзей?» И это подействовало.
Просто сработала эта клановость, то что в Англии называют old boys network, когда сначала учитесь вместе в школе, затем в университете, потом поддерживаете какие-то отношениями семьями, то есть знаете друг друга всю жизнь. И вот когда потом приходят к Филби: «Ты что, русский шпион?» — «Да, я русский шпион». — «Ну, это твой выбор, я никому об этом не скажу». И на этом все. Это очень трудно понять с советским менталитетом. Если бы у нас в 30-х годах кто-то сказал: «Ты знаешь, я английский шпион», то на него бы, наверное, сразу побежали бы докладывать в НКВД.
Какое-то время Маклин работал в английском посольстве в США, а Филби направили туда в качестве эксперта по разведке. Он мог стать директором ЦРУ, его кандидатура всерьез рассматривалась, но Гувер, директор Федерального бюро расследований, был против, но не потому что подозревал Филби, нет, он вообще иностранцам не доверял, как таковым, никому. Если бы не он, то Филби мог стать директором ЦРУ. Представляете, как бы тогда сложилась история — у истоков ЦРУ стоял советский агент.
Во всех английских структурах сидели шпионы, которые сотрудничали с советской разведкой, но при этом все равно считали Сталина негодяем. Они уже тогда знали о преследованиях невиновных, но все равно считали своим долгом помогать идеям рабочего класса, социальной справедливости и равноправия. Ну и, конечно же, они все были ярыми антифашистами. Антифашизм оказался отличной почвой для сотрудничества с советской разведкой. Их вклад был колоссальным, особенно ценной информация оказалась в военное время. Курскую битву мы выиграли еще и потому, что знали о противнике все — где и какие части были расположены, какое было вооружение. Все это нам давала эта «Кембриджская пятерка».
Наверное, в истории советской разведки, да и разведки вообще, они были самыми эффективными агентами. При этом они прекрасно понимали, что рискуют, что предают свою страну, но также они считали, что во время войны нужно работать на общее дело, а Советский Союз с Англией были союзниками.
Часть третья, в которой «Кембриджскую пятерку» разоблачают, но их история на этом не заканчивается
Какой бы фантастической ни была «Кембриджская пятерка», они были разоблачены, но не осуждены, хотя их деятельность, с точки зрения англичан, объективно была незаконной. Кернкросс был разоблачен, но был уже в возрасте, поэтому получил иммунитет и уехал во Францию, писал мемуары, а потом тихонечко вернулся в Англию, где через год его не стало. О нем публично не было известно ничего, пока его не выдал Олег Гордиевский. Тут же, конечно, стали искать шестого, седьмого, восьмого и так далее, но их не было. Кернкросс был пятым. Больше никого.
Бланта тоже разоблачили и доложили о нем королеве, тем не менее, долгие годы он оставался хранителем ее коллекции, пока не был официально и публично разоблачен. Он был уже глубокий старик и не перенес общественного порицания.
Филби тоже оказался в Советском Союзе, куда его вообще вывезли из Турции. Все началось с того, что появился некий Волков, который написал письмо англичанам, мол, я знаю людей, работающих на КГБ. Фамилии не называл, но по косвенным признакам можно было понять, о ком идет речь. Филби предупредили и тот быстро удрал. А к Волкову послали человека из Англии, чтобы побеседовать с ним, но по приезде узнал, что тот давно уехал на родину. Было понятно, что его отозвали и расстреляли. По факту, информация о Филби привела к смерти человека. Но он свою шкуру спасал.
Филби спас свою жизнь, но не себя. Он думал, что едет в страну, которой посвятил свою жизнь и она примет его с распростертыми объятиями, присвоит звание или хотя бы даст работу, к которой он привык, но вместо этого впервые попал в здание разведки только в 1973 году. Сохранилась его знаменитая речь: «Слушайте, я побывал во всех разведках мира, против которых работал, а в разведке, на которую работал, впервые удостоился чести...». Это было, конечно, не только иронией, но и упреком — ну что же, вот я человек, который на вас работал, а вы меня сюда не пускали.
Берджесс и Маклин тоже удрали в Москву. По мотивам жизни Берджесса потом вышел «Англичанин за границей», потрясающий, просто потрясающий фильм. По сюжету, английская актриса приезжает в Москву на гастроли вместе с театром, и прямо со сцены узнает Берджесса, сидящего в зале. Она находит его, в дупель пьяного, а он приглашает ее посмотреть, как ему живется. Живется ему, надо сказать, жутко, потому что его вырвали из привычной ему среды и поместили туда, где и для советских людей было тягостно — серо, мрачно, в магазинах ничего нет. И на вопрос: «Как?», он отвечает: «Мне хватает сплетен». Потом она возвращается в Лондон, где ходит по тем магазинам и мастерским, где он когда-то заказывал и покупал себе одежду, и присылает ему в Москву полный набор — кашемировое пальто, шляпу, кашне. И последний кадр: он идет по заснеженной Москве, такой весь, абсолютно как с картины сошедший. Поэтому и фильм называется «Англичанин за границей» — то есть англичанин всегда англичанин.
Маклин оказался единственным, кому удалось приспособиться к жизни в Советском Союзе. Во-первых, он хорошо говорил на русском. Во-вторых, преподавал в Институте мировой экономики и международных отношений, получил доктора исторических наук. В-третьих, печатался. Он написал книгу «Внешняя политика Англии после Суэца» под псевдонимом Модзаевский. Когда Маклина не стало, урну с его прахом отправили на родину. Прах Берджеса тоже увезли на родину, в Англию. Только Филби завещал похоронить себя в Москве. Несмотря на то, что он не смирился с жизнью здесь, он относился к Советскому Союзу как к своей родине, и считал, что раз выбрал этот путь, то должен пройти по нему до конца.
Небольшое отступление, о личном знакомстве с Филби
Михаил Петрович Любимов, отец Любимова-журналиста, руководил отделом разведки. Это он придумал вытащить Филби из небытия. Первая встреча состоялась накануне его дня рождения. Мне и Мише Богданову поручили купить ему подарок, а ведь мы его совсем не знали. Представляете, что значит купить подарок незнакомому человеку, еще и англичанину, разведчику в прошлом? Весь день мы бродили по пустой Москве, зашли в магазин «Подарки» на Калининском проспекте, а там — каминные часы. Типичные английские каминные часы. Мы сразу решили, что это то, что надо. И не прогадали. Оказалось, что у него есть малахитовый столик, привезенный из Англии, и эти часы прекрасно к нему подошли.
В первых семинарах с Филби я не участвовал, был в командировке, а когда вернулся, то стал куратором и водил к нему молодых. Мы тогда с ним очень близко подружились. У меня не было задания наблюдать за ним, мне ничего от него не было нужно, просто товарищеское общение. Он любил выпить, уважал коньяк «Плиска». И мы выпивали вместе, когда я к нему приходил. Не часто, но я гостил у него.
Чем больше я его вспоминаю, тем сильнее убеждаюсь в том, какой он был человек. Уникальный, замечательный, но глубоко трагический. Он оказался в Москве, но Москва оказалась совсем не тем городом, о котором он мечтал. И вообще. Он думал, что приедет, ему дадут отдел, он будет ходить на работу, продумывать какие-то комбинации, что-то делать. Но это была послесталинская Москва. Своим-то людям не доверяли, а тут англичанин. Его оставили не у дел, а он от этого очень бесился, даже решил покончить собой. Он сам рассказывал об этом, но не смог, говорит, повеситься, поэтому решил спиться. Каждый день пил по бутылке виски, пока его не спасла жена. Руфина сказала ему: «Или бросай пить, или мы с тобой расстанемся». Ему больше ничего не оставалось, кроме как ответить: «Хорошо, дорогая, больше не буду».
Как-то он рассказывал мне, что хотел запечь гуся на Рождество. Никаких гусей, конечно, в магазинах тогда не было. Это были 70-е, пусто все. Кто-то ему позвонил, сказал: «Знаете, гусь есть где-то под Москвой, за 100 км». Они добрались до этого совхоза, а там действительно продают гусей, но только разрезанных пополам. Он говорит: «Слушайте, продайте мне целиком гуся, нас двое. Я хочу целиком гуся, чтобы начинить его яблоками. Ну, невозможно же начинить половинки. Не продали, не положено. Руфина, его жена, рассказывала потом, что он ехал домой и плакал. Глупость, конечно, несусветная: две половинки можно, а целого нельзя, но так было. Его возмущал этот наш бардак, он ходил с авоськой за хлебом, а потом говорил своему куратору из разведки: «Дайте мне булочную, я хоть там порядок наведу». Но кто же даст. У него было радио, он слушал BBC, читал английские газеты, которые ему присылали из Лондона. Конечно, с восторгом принял Горбачева и перестройку, ему казалось, наконец, Советский Союз... Но этого он уже не застал. Когда он заболел, я ездил к нему в больницу. Покупал клюкву на рынке, жена давила из нее сок, а я каждый раз вез ему этот сок, он его очень любил. Потом его не стало. Теперь я приезжаю на его могилу.
Заключение, из которого становится ясно, почему разведка сейчас не то, что раньше
Разведка сегодня не занимается внутренними проблемами, для этого есть другие службы. Это не правоохранительный орган, если она что и делает, так это нарушает законы тех стран, где работает. Но и условия сейчас совершенно другие. Уже невозможно представить, как тот же Модин встречался бы с Маклином или Блантом на скамейке в Гайд-парке, тот передавал ему чемодан, он бежал с ним в советское посольство, где за час успевал что-то переснять, а потом возвращал ему чемодан. Даже в мою бытность это было немыслимо, мы уже тогда были под постоянным наблюдением, а сейчас и подавно. Всюду камеры, все под контролем.
Послесловие, или почему сейчас невозможна «Кембриджская пятерка», хотя дело не в идеологии
Советский Союз, как и Россия, уже потеряли ту привлекательность, которой располагали в XX веке после Второй мировой. Мы сами нанесли себе удар в спину. Расправа с Венгерской революцией произвела на Западе эффект разорвавшейся бомбы. Потом, конечно, это чуть-чуть сошло на нет, но началось строительство Берлинской стены, фактически разделившей не только Германию, но и Запад с Востоком. Потом ввод войск в Чехословакию в 1968 году. И, наконец, Афганистан, который уже полностью добил всякие поползновения сделать из Советского Союза образец для подражания. Это все, конечно, отвратило, причем не сразу, а как-то постепенно. Тот же Ив Монтан, французский певец, был идейным коммунистом и очень импонировал советским властям. Он ездил на гастроли в СССР во время политического кризиса в Венгрии, посещал Московский кинофестиваль, но после событий в Чехословакии разочаровался в Советском Союзе, демонстративно поменял свое мнение. На что советская власть не придумала ничего лучше, как отменить его — запретили его записи по радио и ТВ, изъяли его пластинки из каталога «Мелодии» и отложили выпуск в прокат фильма с его участием.